Из любимого...
ИСТОРИЯ ЖЕНСКОГО ПОРТРЕТА(или история любви к жизни).
Борис Кустодиев.
"Русская Венера".1925-1926г.
холст.масло,200х175.
Нижегородский государственный художественный музей.Нижний Новгород.
«Я считаю пестроту, яркость именно весьма типичной для русской жизни».Борис Кустодиев.
Трудно, наверное, найти в мировой живописи пример более преданного служения русскому искусству, чем жизнь и творчество художника, являющегося нашей отечественной любовью и гордостью - Бориса Михайловича Кустодиева (7.03. 1878–26.05.1927). Прикованный последнее десятилетие жизни к инвалидной коляске, испытывающий постоянные мучительные боли, часто работающий лежа под установленным над ним холстом (товарищи-художники сконструировали для него навесной мольберт), художник именно в эти годы создал особенно много полных жизнелюбия полотен. Столько русского раздолья и удали , таланта и широты русского человека , доброго, женского и, следовательно, прекрасного в картинах этого тяжело больного человека!(...профессор вышел в коридор к жене художника Юлии и спросил: «Что будем делать? Опухоль по-прежнему есть, но для того, чтобы до нее добраться, нужно перерезать нервные окончания…». Ну так режьте, – нервно восклицает жена. «Вы не понимаете, – терпеливо поясняет профессор, – если мы это сделаем, то либо руки, либо ноги будут парализованы». «А если не сделаете?». «Тогда он может умереть от этой сумасшедшей боли…» – Что оставляем? Руки или ноги? – Конечно, руки. Что за художник без рук?!).
Знаменитая «Русская Венера»! .Это полотно художник написал незадолго до своей смерти, уже будучи прикованным к постели тяжелым недугом (туберкулез позвоночника). Ну как поверить, что эта пышущая здоровьем, великолепно выписанная молодая нагая женщина, создавалась в то время, когда, по словам самого Бориса Михайловича, его мучил по ночам один и тот же кошмар: черные кошки впиваются острыми когтями в спину и раздирают позвонки. А правая рука стала слабеть и усыхать…
В последнее время он жил и работал спеша. Словно чувствовал, что надо торопиться…
— Ну-ка иди сюда, Иринушка. Снимай эту шляпу, она закрывает весь лоб, долой короткое модное платье, распускай волосы.
— Ты хочешь меня писать? — воскликнула Ирина и немедленно сорвала с головы шляпу, шпильки, распушила волосы.
— Так?
Кустодиев с улыбкой взглянул на дочь. Его Ирина уродилась как по заказу — голубоглазая, русоволосая, румяная. В шутку он называл ее «Путя», "Путя Путяшкина". И говорил: "Так повезло еще, вероятно, лишь Тициану. Тициан много раз писал свою дочь Лавинию, ибо это был любимый тип его женщины — светлокожая, рыжеватая, пышная".
Ирина присела у его ног на скамеечку. Борис Михайлович взял руку дочери. Несмотря на домашнюю, будничную курточку и клетчатый плед на ногах, он выглядел сегодня торжественно. Лицо было одухотворенное, бледное.
— Я решил писать большую картину — Венеру, русскую Венеру. Это будешь и ты и не ты, тип русской женщины. Она не будет лежать обнаженной на темном бархате, как у Гойи, или на лоне природы, как у Джорджоне. Я помещу свою Венеру — ты знаешь куда? — в баню. Тут обнаженность целомудренной русской женщины естественна, закономерна.
Отец обычно не рассказывал ей о своих замыслах, и сейчас непоседливая Ирина притихла от гордости...
— …Надоело делать «картинки», все эти иллюстрации к календарям, гравюры, обложки, облепили, опутали они меня, как паутина, — говорил художник вечером Воинову...
Полотно потребовалось большое, вся семья ломала голову, где достать его. А замысел уже торопил, "чесались руки". И Кустодиев решил писать на обороте старой картины «Терем».
Сын Кира зачистил края, набил холст на раму, загрунтовал. Укрепил его на подвижном мольберте. Он сам уже окончил Академию художеств и был помощником отца.
И наступила минута трепетная и молчаливая...
Белый холст — и художник. Один несет в себе мысли, мечты, желания. Другой — ожидание. Теперь внутреннее представление о будущей картине, свой творческий порыв надо передать на холсте. То, что так ясно видится в воображении, надо показать другим. Поединок начался! Еще один поединок во славу живописи.
Композиция ему всегда давалась легко. Он ее видел внутренним взором. Всю центральную часть — от верхней линии холста до нижней — заняла женщина, от головы, от распущенных ее волос до ног, до крепких, как репа, пяток.
На саму картину, на живопись ушло много месяцев. Больному разрешалось лишь несколько часов находиться в сидячем положении. Но что это были за часы! Он забывал о болях в руке, которая быстро уставала. Один из друзей художника вспоминал: "Он подкатывал к своим полотнам и отъезжал от них, точно вызывая на поединок… грядущую смерть…" Он брал краску на кончик длинной кисти, зорко, как стрелок, прицеливался, и мазок ложился на холст. Кустодиев проворно крутил колесо кресла, быстро отъезжал и, прищурившись, смотрел на холст, как на своего злейшего врага...
Цвет уже лепил объем тела. Кажется, получается грудь, живот, но левая рука «чужая», что-то не так…
И тут жена напоминала о времени. Михаил Михайлович поднимал брата на руки и укладывал в постель. А в это время как раз все виделось! Кажется, именно теперь удалось бы достигнуть вечно недостижимого совершенства, но…
Лицо дочери Ирины с ее милой строптивостью не годилось для русской Венеры. Надо было придать ему простодушие, непритязательность. Значит, писать надо не с натуры, а "из головы", вызвав к жизни лица других женщин...
А сколько мук было с паром и с пеной! Мыло, «мраморное» мыло с разноцветными прожилками само по себе очень живописно, но пена… Пена держалась считанные секунды. Разноцветные мыльные пузыри, только что родившись, исчезали.
Сыну Кириллу приходилось взбивать в деревянной кадке мыльную пену, чтобы изображение было максимально приближено к натуральному…
Долго не могли раздобыть веник. Ирина позировала, держа вместо веника линейку. Наконец, к всеобщей радости, достали веник из березовых веток, и художник в один час написал его на готовой уже картине. Поставил буквы «БК» и большие точки. Пришли друзья. Кустодиев сам снял ткань, закрывавшую полотно.
Открылись струящиеся золотистые волосы, необъятные бело-розовые плечи, бедра и ноги, плавные, как река, и крепкие, как стволы деревьев. Стыдливый жест руки с веником, добрый взгляд на простодушном лице.Веселая красавица! А в маленьком оконце баньки, в которой парится русская Венера, видна зима. Дивное сочетание жаркого женского тела и мороза, снега за стеклами — это же сочетание жизни и смерти. Прощание с жизнью, огромной, жаркой, красивой и приготовление к тесной (окошечко маленькое) холодной смерти.(по затаенной мысли художника)...
Кустодиев минуту-другую смотрел на холст, как на чужой. И сказал тихо, как не о себе:
— Пожалуй, это неплохая вещь. А? Да, можно сказать, я написал неплохую вещь. — И счастливая улыбка осветила его милое бледное лицо…
Работа была закончена в 1926 году, а менее чем через год, 26 мая 1927 года, смерть нарушила творческие замыслы мастера ярких и оптимистичных полотен! Но он нашел свой идеал женской красоты...
Сам художник говорил: «Меня называют реалистом. Какая глупость! Все мои картины сплошная иллюзия…» И это на удивление искреннее признание – русскому человеку свойственно мечтать и тянуться к своей мечте, а картины художника – разве не осуществленная мечта и сгущение жизни? И в этом, наверное, истоки любви к Празднику, к детской забаве, карусели красок. Отсюда многочисленные «Масленицы»,"Купчихи","Красавицы" как архетип торжества здоровья и полнокровия!!!